«Солнце, взошедшее над горой, осветило бухту, наполненную джонку с самыми причудливыми парусами, яркими лучами ослепило рабочих, копошащихся в порту, от чего их раскосые глаза стали еще уже, а желтые лица насыщенно золотистыми. Свет продолжал шествовать по крышам китайских хижин, листьям пальм, пока вдруг не упал на веранду белого каменного дома, на которой долговязый человек в костюме, будто снятом с манекена парижского магазина мод, потягивал кофе, протирал пенсне и властно смотрел на все происходящее взором хозяина своих синих, совершенно не азиатских глаз», — так описывал Редьярд Киплинг в конце XIX века свои впечатления о Гонконге, крошечном форпосте западного, европейского мира на краю безбрежного китайского океана людей и пространств.
Пожалуй, именно из за этого острова западных ценностей, демократии и капитализма в тысячах километров от Старого Света Гонконг или, как его называют китайцы, Сянган был по своей сути и форме образцом заморской колонии величайшей Британской империи. Нигде в другом месте англичане не ощущали себя до такой степени инородцами на чужой земле, нигде больше доминирующей массе аборигенов не было так выгодно прятаться от своего мира, как в этом иллюзорном отблеске далекой и манящей европейской цивилизации.
Британцы захватили остров Гонконг давший название всей колонии, в 1841 г в ходе так называемой Первой опиумной войны с Китаем. Чтобы ни говорили сегодня поборники демократии, борьбы с терроризмом и отравляющими веществами в Лондоне, в середине позапрошлого века просвещенная Англия вела войну за свое право беспошлинно и без ограничений ввозить в Китай из Индии опиум, губивший тысячи и тысячи подданных Поднебесной. Позднее в 1898 г Великобритания расширила колонию за счет еще целой группы островов и небольшой прилегающей территории на материке, взяв все эти земли в аренду на 99 лет у тогда совершенно бессильного противостоять откровенному грабежу Пекина.
Вплоть до завершения Второй мировой войны Гонконг хотя и был важным плацдармом британских интересов на Дальнем Востоке и пунктом посреднической торговли, однако был едва ли различим в мировом масштабе. В период с 1945 по 1949 гг., по мере все более усиливающегося наступления коммунистов в континентальном Китае, в колонию потоком хлынули беженцы и, главное, огромные капиталы китайской буржуазии, которой не было место в крупнейшем азиатском государстве победившего социализма. Немало способствовало укреплению Гонконга как крупнейшего коммерческого центра и эмбарго на торговлю с коммунистическим Китаем, введенное ООН во время войны в Корее. Выступая притягательным оплотом свободы, демократии, широких возможностей быстрого обогащения на самом краю Китайской Народной Республики, в которой все новые и новые тоталитарные эксперименты «Великого кормчего» Мао уносили в могилу миллионы, Гонконг к середине 80-х годов прошлого века стал одним из крупнейших мировых экономических центров с населением в 5,5 миллиона человек и ежедневным оборотом капитала сопоставимым с нью-йоркским или токийским. Не будучи даже независимым государством, Гонконг попал в список «азиатских тигров» и новых индустриальных государств, которые темпами своего развития и возможностями влияния на международные экономические процессы вплотную приблизились к Японии, Западной Европе и даже США.
Однако именно в этот период наибольшего подъема Гонконга в его исторической судьбе наметились радикальные перемены. Время аренды территории Великобританией неумолимо истекало, и в 1984 г Соединенное Королевство, не желая портить отношения со все более открывающим миру свои огромные рынки Китаем, согласилось на начало переговоров о судьбе колонии, провозгласив конечной целью полную передачу КНР суверенитета над Гонконгом к июлю 1997 г. В то же время официальный Лондон, ощущая за спиной твердую поддержку США, решительно настаивал на том, что переход колонии под власть Пекина должен быть осуществлен без сколько-нибудь значительного ущемления политических и экономических свобод, которые предоставлены жителям Гонконга и при гарантировании прав иностранного капитала, размещенного в нем. Именно в этой ситуации и пришлась как нельзя кстати выдвинутая идеологом китайских реформ Дэн Сяопином, изначально в качестве модели воссоединения Тайваня с континентальным Китаем, концепция «одна страна, две системы».
Суть данного подхода заключалась в стремлении Пекина обеспечить политическое единство всей страны, устраняясь от вмешательства в вопросы социально-экономического развития и структуры органов самоуправления отдельных территорий. Глубокий философский подтекст указанной модели крылся в осознании прогрессивной частью высшего руководства Китая неизбежности постепенной эволюции своей страны от жесткой однопартийной диктатуры с командно-административной экономикой к государству рыночных отношений в хозяйстве и более широкой демократии в политике. В этих условиях Гонконг с его капиталистическим укладом общественной жизни превращался из угрозы подрыва устоев «большого Китая» в испытательный полигон возможного пути его дальнейшего посттоталитарного развития.
Процесс подготовки Гонконга к переходу под суверенитет КНР растянулся на довольно продолжительный срок. Он начался с подписания в декабре 1984 г. Совместного заявления Правительства Китая и Великобритании по вопросу Сянгана, в котором стороны договорились об учреждении в Сянгане после 1 июля 1997 г. особого административного района (ОАР). При этом исполнительная, законодательная и судебная ветви власти ОАР будут обладать «автономией высокой степени», а действовавшая при колониальном режиме правовая система останется неизменной в течение 50 лет. На базе Совместного заявления был разработан Основной закон Сянганского особого административного района КНР, принятый 4 апреля 1990 г. на сессии Всекитайского собрания народных представителей (ВСНП). Учитывая достигнутые Лондоном и Пекином соглашения и компромиссы, он закреплял предоставление Гонконгу/Сянгану широкой автономии, выводя за пределы его компетенции лишь функции обороны и внешней политики, хотя Сянгану и было оставлено право заключения международных договоров неполитического характера (экономика, связь, туризм, транспорт и т.д.), а также право регулировать въезд и выезд из Гонконга. Сянганскому особому административному району были предоставлены полномочия участвовать в работе международных организаций и конференций, выступая как «Китайский Сянган» (официальный Пекин определил этот статус как «Китай, Сянган»). Международные соглашения, действовавшие для Гонконга в период колониального статуса, оставались в силе, что подводило ему, в частности, работать согласно принципам ВТО еще до вступления в организацию «большого Китая». ОАР получил свой собственный герб и флаг, который украинский гражданин может регулярно видеть на церемониях открытия олимпиад, где Сянган традиционно выступает своей отдельной сборной.
Великобритании удалось отстоять для Гонконга и право нерушимости традиционных устоев жизни района, не допустив до чрезмерного вмешательства в нее извне. Так, в соответствии с принципом «Гонконгом управляют гонконгцы», главой администрации ОАР может быть только человек, проживающий в Сянгане на постоянной основе. И хотя на эту должность официальное назначение осуществляет Пекин, центральное правительство КНР не может направить на нее своего человека. Кроме того, в Сянгане за английским языком наравне с китайским был закреплен статус официального, что избавило международный бизнес от массы проблем в области ведения документации.
Очевидно, что после 1997 г. Сянган в рамках КНР получил политический статус, о котором субъекты традиционных федераций, скажем, ФРГ, России или тем более США не могут мечтать. Однако, учитывая то, что объединение Гонконга с Китаем было, по сути своей, интеграцией крупнейшего торгово-финансового центра Азиатско-Тихоокеанского региона со второй наибольшей экономикой мира, своими колоссальными темпами развития обещающей в ближайшие годы стать первой, то именно экономический аспект процесса представляет наибольший интерес.
О том, «что делать с Сянганом» в экономическом плане в свете его пере хода под юрисдикцию КНР, в Пекине начали предметно размышлять с начала 90-х гг. К обследовательской (в том числе с выездами в анклав) и аналитической работе были подключены целый ряд правительственных ведомств, экономических и политологических центров.
В итоге был сделан принципиально важный вывод о необходимости массированной экспансии материкового капитала в лице ведущих корпораций КНР на сянганский финансовый рынок. Доводы в пользу внедрения китайского капитала (и прежде всего на местную фондовую биржу) приводились следующие:
- необходимо принципиально улучшить структуру экономики анклава за счет максимального задействования связки «Китай - Сянган - мировой рынок» с целью улучшения количественных и качественных показателей Сянганской фондовой биржи,
- фондовую биржу Гонконга можно использовать для наращивания финансовых ресурсов китайских корпораций, а также для привлечения международного капитала к участию в международных проектах в КНР,
- Сянган должен стать «полигоном» для китайского бизнеса в плане
овладения современными приемами менеджмента, совершенствования структуры корпоративного управления применительно к требованиям мирового рынка.
Результатом предпринятых Пекином усилий стало внедрение на Сянганскую биржу свыше десятка китайских корпораций, которые через свои дочерние листинговые фирмы контролируют к настоящему времени 4,5% котируемых на бирже акций. Все это сопровождается дальнейшим расширением активности китайского капитала вообще. В настоящее время в Сянгане действуют свыше 1800 материковых фирм и банков с суммарным объемом инвестиций $25 млрд. Доля капитала КНР в экономике анклава оценивается в целом в 20-25% (25% - от суммы всех банковских вкладов, 22% - в торговле, 21% - от суммы доходов по страховым операциям, 25% - от всех грузоперевозок и т.д.).
Помимо стратегии экспансии китайского бизнеса в Гонконге, Пекин всерьез взялся за адаптацию бывшей колонии к потребностям экономического развития «большого Китая» и, в первую очередь, за привлечение сугубо сянганского капитала к модернизации хозяйственной жизни страны. В этой сфере руководству КНР пришлось столкнуться со значительными проблемами. Происходит заметное сокращение доли сянганских инвестиций в КНР в суммарном объеме зарубежных капиталовложений (с 68% в 1992 г до около 50% в настоящее время). Эту тенденцию в Пекине связывают, прежде всего, со структурной перестройкой инвестиционной политики КНР, в которой все больший упор делается на базовые инфраструктурные проекты, то есть те области, куда сянганский капитал деньги почти не вкладывает, считая их менее прибыльными и сопряженными с большими рисками. Китай, в свою очередь, наиболее опасается излишнего притока западного или японского капитала именно в эту сферу, считая зависимость от иностранцев в стратегических отраслях опасной для суверенитета и откровенно предпочитая видеть там «свой», китайско-сянганский капитал. Призывы выправить создавшееся положение путем «стимулирования» активности сянганского бизнеса в нужном для Пекина направлении подкрепляются в последнее время конкретными и все более жесткими мерами по ограничению «дублирующих» инвестиций в прибрежных районах КНР в виде низкотехнологичных пошивочных и сборочных производств.
Как мы видим, у Пекина и матери нового капитала есть абсолютно четкие ожидания от экономической инкорпорации Гонконга и использования его инвестиционных и иных передовых, по отношению к китайским, возможностей. Гораздо более неоднозначным является вопрос о том, что приобрели гонконгский бизнес и экономика анклава в целом от воссоединения с «материковыми братьями».
Еще в основных принципах интеграции за Гонконгом закреплялось право сохранить свою валюту (гонконгский доллар), являющуюся свободно конвертируемой и одной из наиболее надежных в регионе В отличие, кстати, от национальной валюты КНР, что делает гонконгский доллар важнейшим выходом китайской экономики на международный валютно-финансовый рынок. В Сянганском ОАР сохранялись и другие проявления его прежнего экономического устройства политика свободной торговли, свободною порта, самостоятельная налоговая политика (традиционно характеризующаяся низкими ставками налогообложения) и т.д. Такой комплекс экономических свобод на практике должен был сохранить инвестиционную привлекательность Гонконга, а, возможно, и расширить его финансовые возможности. Так, накануне 1 июля 1997 г директор гонконгского кредитного управления заявил: «Как особый административный район Китая, Гонконг после воссоединения будет пользоваться большими правами в области кредитного дела, чем во времена колониального правления Англии» A глава администрации Сянганского ОАР с гордостью отметил, что «экономический успех Гонконга в значительной мере опирается на свободную торговлю и экономику, которая ориентируется на рынок со справедливой конкуренцией». Между прочим, статус «самой свободной экономики мира» был присвоен Гонконгу по итогам 2001 г Heritage Foundation, а буквально через месяц такую же оценку ему дал Canada s Fraser Institute в своем «Ежегодном докладе об экономической свободе мира».
И все же переход анклава под суверенитет КНР привел изначально к серьезному оттоку капитала. К этому добавились еще и последствия грандиозного азиатского экономического кризиса 1998 г. В течение года ВВП сократился на 5,1% и засвидетельствовал самую большую рецессию за последние 20 лет. Спад производства составил около 3,5 % в год. Очень тяжело идет процесс экономического восстановления, значительно отстающий по своим темпам от возрождения экономики соседних Кореи, Тайваня и Сингапура.
С другой стороны, крупный гонконгский бизнес, так называемые тайкуны (предприниматели китайского происхождения), опираясь на поддержку определенных консервативных сил в Пекине, начали медленное, но настойчивое наступление на иностранный и, в первую очередь, британский капитал, доминирующий в Гонконге. Эта тенденция особенно заметна в банковско-финансовой сфере. Сянганские тайкуны в последнее время предприняли несколько серьезных и в ряде случаев успешных попыток потеснить англичан с их командных высот. Очевидно, что на фоне растущего экономического влияния Китая в Сянгане конкуренция, противоречия и конфликты интересов между «китайским» и «иностранным» капиталом будет все более обостряться.
В целом, тенденции развития Гонконга на заре нового тысячелетия позволяют сделать некоторые прогнозы о его будущем как регионального торгово-финансового центра и самостоятельного игрока в международных экономических отношениях.
Китайская мудрость гласит если бросить лягушку в кипящую воду, то она оттуда выпрыгнет, если же поместить ее в чан с холодной водой и медленно подогревать, - лягушка сварится, даже не заметив этого. Можно сказать, что таким образным и лаконичным способом сформулировано видение развития Сянгана в последние годы, Пекин все настойчивее дает понять, что его не интересует экономический прогресс анклава сам по себе, а лишь в тесной привязке к задачам модернизации и хозяйственного развития «большого Китая». В этой связи нескрываемой стратегической целью руководства КНР является перспективное формирование нового экономического района Китая, объединяющего Сянган, Шэньчжэнь и дельту реки Чжуцзян, что фактически означает размывание автономии Гонконга и постепенное нивелирование его особой роли в экономике КНР и всего региона. Судя по всему, Пекин уже приступил к реализации намеченных целей. Усиливаются рычаги воздействия на сянганские компании «материкового происхождения», которые не только контролируют четвертую часть сянганской экономики, но и реально осуществляют свыше половины всех тамошних инвестиций на материке и львиную долю транзитной торговли, составляющую до 90% всего товаре оборота анклава с «большим Китаем». Ряд руководителей китайских компаний в Сянгане и их зарубежных филиалов (в основном в США) были даже сняты со своих должностей за игнорирование рекомендаций Центра. Однако, большинство уже «перестраивается», что, в частности, выражается в начале «скупки» ими на сянганскои бирже контрольных пакетов акции ведущих местных компаний, действующих в ключевых секторах экономики (энергетика, телекоммуникации и т.д.), а также фирм, которые можно использовать для качественного подъема технологического уровня китайской промышленности. Конкретно речь идет о фирмах, специализирующихся на приобретении на Западе патентов и лицензий высокотехнологического оборудования. Вашингтон даже успел обвинить КНР в попытках через сянганские компании заполучить технологии «двойного назначения».
Но еще большую угрозу особому статусу Гонконга как торгового, финансового и консультационного посредника в деловом взаимодействии Китая с внешним миром представляет бурное экономическое развития самой КНР, ее увеличивающаяся открытость для прямого поступления иностранного капитала. Характерным примером является резкое сокращение объема реэкспортных операций, осуществляемых через крупнейший в регионе свободный гонконгский порт, что, в первую очередь, связано с интенсивным развитием портового хозяйства на юге Китая. В районе Шэньчжэнь транспортным компаниям были предоставлены настолько льготные условия работы, что все преимущества Гонконга практически нивелировались. Сянган продолжает специализироваться на дополнительных операциях по облагораживанию реэкспортной продукции (например, на упаковке товаров), но в меньших масштабах, чем раньше. Фактически козырями бывшей британской колонии остаются высокоразвитая финансовая система и полная конвертируемость валюты.
Медленно, но неуклонно идет уже необратимый процесс растворения маленького Гонконга в «большом Китае». В среднесрочной перспективе можно ожидать превращение Сянганского ОАР лишь в один из пусть и наиболее высокоразвитых мегаполисов КНР. Но, растворяясь в Китае, Гонконг неизбежно меняет и сам Китай, ведь «сянганский канал» - наиболее эффективный, мощный и убедительный инструмент эрозии существующего в КНР строя. Этот инструмент невозможно утилитарно приспособить только для повышения уровня менеджмента, поднятия технологического уровня производства и прочих глобальных задач развития «большого Китая». К тому же, главные рычаги влияния в экономике Сянгана в варианте концепции «одна страна, две системы» еще долго будут оставаться у Запада. В этих условиях все более справедливым и распространенным становится не случайно появившееся высказывание о том, что «1 июля 1997 года началась эпоха присоединения Китая к Гонконгу».
